Неточные совпадения
Да, и штабс-капитан:
в сердцах простых чувство
красоты и величия
природы сильнее, живее во сто крат, чем
в нас, восторженных рассказчиках на словах и на бумаге.
— Большинство людей только ищет
красоту, лишь немногие создают ее, — заговорил он. — Возможно, что
в природе совершенно отсутствует
красота, так же как
в жизни — истина; истину и
красоту создает сам человек…
— А
природа? А
красота форм
в природе? Возьмите Геккеля, — победоносно кричал писатель, —
в ответ ему поползли равнодушные слова...
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и
в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от
красот южной
природы в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
Часто погружались они
в безмолвное удивление перед вечно новой и блещущей
красотой природы. Их чуткие души не могли привыкнуть к этой
красоте: земля, небо, море — все будило их чувство, и они молча сидели рядом, глядели одними глазами и одной душой на этот творческий блеск и без слов понимали друг друга.
Но среди этой разновековой мебели, картин, среди не имеющих ни для кого значения, но отмеченных для них обоих счастливым часом, памятной минутой мелочей,
в океане книг и нот веяло теплой жизнью, чем-то раздражающим ум и эстетическое чувство; везде присутствовала или недремлющая мысль, или сияла
красота человеческого дела, как кругом сияла вечная
красота природы.
В Риме, устроив с Кириловым мастерскую, он делил время между музеями, дворцами, руинами, едва чувствуя
красоту природы, запирался, работал, потом терялся
в новой толпе, казавшейся ему какой-то громадной, яркой, подвижной картиной, отражавшей
в себе тысячелетия — во всем блеске величия и
в поразительной наготе всей мерзости — отжившего и живущего человечества.
«Нет, это не ограниченность
в Тушине, — решал Райский, — это —
красота души, ясная, великая! Это само благодушие
природы, ее лучшие силы, положенные прямо
в готовые прочные формы. Заслуга человека тут — почувствовать и удержать
в себе эту
красоту природной простоты и уметь достойно носить ее, то есть ценить ее, верить
в нее, быть искренним, понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как иметь сердце и дорожить этой силой, если не выше силы ума, то хоть наравне с нею.
— Ты прелесть, Вера, ты наслаждение! у тебя столько же
красоты в уме, сколько
в глазах! Ты вся — поэзия, грация, тончайшее произведение
природы! — Ты и идея
красоты, и воплощение идеи — и не умирать от любви к тебе? Да разве я дерево! Вон Тушин, и тот тает…
Кровь у ней начала свободно переливаться
в жилах; даль мало-помалу принимала свой утерянный ход, как испорченные и исправленные рукою мастера часы. Люди к ней дружелюбны,
природа опять заблестит для нее
красотой.
Нет, это не его женщина! За женщину страшно, за человечество страшно, — что женщина может быть честной только случайно, когда любит, перед тем только, кого любит, и только
в ту минуту, когда любит, или тогда, наконец, когда
природа отказала ей
в красоте, следовательно — когда нет никаких страстей, никаких соблазнов и борьбы, и нет никому дела до ее правды и лжи!
И везде, среди этой горячей артистической жизни, он не изменял своей семье, своей группе, не врастал
в чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто,
в часы досуга от работ и отрезвления от новых и сильных впечатлений раздражительных красок юга — его тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной
красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда,
в свою Малиновку…
Природа — нежная артистка здесь. Много любви потратила она на этот, может быть самый роскошный, уголок мира. Местами даже казалось слишком убрано, слишком сладко. Мало поэтического беспорядка, нет небрежности
в творчестве, не видать минут забвения, усталости
в творческой руке, нет отступлений,
в которых часто больше
красоты, нежели
в целом плане создания.
В природе тоже
красота и покой: солнце светит жарко и румяно, воды льются тихо, плоды висят готовые.
Страстный поклонник
красот природы, неутомимый работник
в науке, он все делал необыкновенно легко и удачно; вовсе не сухой ученый, а художник
в своем деле, он им наслаждался; радикал — по темпераменту, peaлист — по организации и гуманный человек — по ясному и добродушно-ироническому взгляду, он жил именно
в той жизненной среде, к которой единственно идут дантовские слова: «Qui e l'uomo felice».
Счастье
в эту минуту представлялось мне
в виде возможности стоять здесь же, на этом холме, с свободным настроением, глядеть на чудную
красоту мира, ловить то странное выражение, которое мелькает, как дразнящая тайна
природы,
в тихом движении ее света и теней.
Все хорошо
в природе, но вода —
красота всей
природы.
Дорога
в Багрово,
природа, со всеми чудными ее
красотами, не были забыты мной, а только несколько подавлены новостью других впечатлений: жизнью
в Багрове и жизнью
в Уфе; но с наступлением весны проснулась во мне горячая любовь к
природе; мне так захотелось увидеть зеленые луга и леса, воды и горы, так захотелось побегать с Суркой по полям, так захотелось закинуть удочку, что все окружающее потеряло для меня свою занимательность и я каждый день просыпался и засыпал с мыслию о Сергеевке.
Ничего тогда не понимая, не разбирая, не оценивая, никакими именами не называя, я сам почуял
в себе новую жизнь, сделался частью
природы, и только
в зрелом возрасте сознательных воспоминаний об этом времени сознательно оценил всю его очаровательную прелесть, всю поэтическую
красоту.
В первый раз почувствовал я, что и вид зимней
природы может иметь свою
красоту.
Наши северные мужики конечно уж принадлежат к существам самым равнодушным к
красотам природы; но и те, проезжая мимо Воздвиженского, ахали иногда, явно показывая тем, что они тут видят то, чего
в других местах не видывали!
Не радуют сердца ни
красоты природы, ни шум со всех сторон стремящихся водных потоков; напротив того,
в душе поселяется какое-то тупое озлобление против всего этого: так бы, кажется, взял да и уехал, а уехать-то именно и нельзя.
«Вот она, — думаю, — где настоящая-то
красота, что
природы совершенство называется; магнетизер правду сказал: это совсем не то, что
в лошади,
в продажном звере».
В красоте природы есть нечто волшебно действующее, проливающее успокоение даже на самые застарелые увечья.
— За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской
красоты,
в ком и
в голове и
в сердце — всюду заметно присутствие жизни,
в глазах не угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть — признаки здоровья; кто бы не истощенной рукой повел по пути жизни прекрасную подругу, а принес бы ей
в дар сердце, полное любви к ней, способное понять и разделить ее чувства, когда права
природы…
— Я? О! — начал Александр, возводя взоры к небу, — я бы посвятил всю жизнь ей, я бы лежал у ног ее. Смотреть ей
в глаза было бы высшим счастьем. Каждое слово ее было бы мне законом. Я бы пел ее
красоту, нашу любовь,
природу...
Утро между тем было прекрасное; солнце грело, но не жгло еще; воздух был как бы пропитан бодрящею свежестью и чем-то вселяющим
в сердце людей радость. Капитан, чуткий к
красотам природы, не мог удержаться и воскликнул...
Вот кончен он; встают рядами,
Смешались шумными толпами,
И все глядят на молодых:
Невеста очи опустила,
Как будто сердцем приуныла,
И светел радостный жених.
Но тень объемлет всю
природу,
Уж близко к полночи глухой;
Бояре, задремав от меду,
С поклоном убрались домой.
Жених
в восторге,
в упоенье:
Ласкает он
в воображенье
Стыдливой девы
красоту;
Но с тайным, грустным умиленьем
Великий князь благословеньем
Дарует юную чету.
И по мере того, как
природа становилась доступнее, понятнее и проще, по мере того, как душа лозищанина все более оттаивала и смягчалась, раскрываясь навстречу спокойной
красоте мирной и понятной ему жизни; по мере того, как
в нем, на месте тупой вражды, вставало сначала любопытство, а потом удивление и тихое смирение, — по мере всего этого и наряду со всем этим его тоска становилась все острее и глубже.
Ах, Андрей, Андрей, прекрасно это солнце, это небо, все, все вокруг нас прекрасно, а ты грустишь; но если бы
в это мгновение ты держал
в своей руке руку любимой женщины, если б эта рука и вся эта женщина были твои, если бы ты даже глядел ее глазами, чувствовал не своим, одиноким, а ее чувством, — не грусть, Андрей, не тревогу возбуждала бы
в тебе
природа, и не стал бы ты замечать ее
красоты; она бы сама радовалась и пела, она бы вторила твоему гимну, потому что ты
в нее,
в немую, вложил бы тогда язык!
Вторжение человека
в жизнь
природы с целью воспроизвести ее
красоты, тем или другим путем, каждый раз разбивается самым беспощадным образом, как галлюцинации сумасшедшего.
Правда, говорят, будто бы и
в наше время голодные волки бродят по лесу и кой-где
в дуплах завывают филины и сычи; но эти мелкие второклассные ужасы так уже износились во всех страшных романах, что нам придется скоро отыскивать девственную
природу, со всеми дикими ее
красотами,
в пустынях Барабинских или
в бесконечных лесах южной Сибири.
Приведите их
в таинственную сень и прохладу дремучего леса, на равнину необозримой степи, покрытой тучною, высокою травою; поставьте их
в тихую, жаркую летнюю ночь на берег реки, сверкающей
в тишине ночного мрака, или на берег сонного озера, обросшего камышами; окружите их благовонием цветов и трав, прохладным дыханием вод и лесов, неумолкающими голосами ночных птиц и насекомых, всею жизнию творения: для них тут нет
красот природы, они не поймут ничего!
Конечно, не найдется почти ни одного человека, который был бы совершенно равнодушен к так называемым
красотам природы, то есть: к прекрасному местоположению, живописному далекому виду, великолепному восходу или закату солнца, к светлой месячной ночи; но это еще не любовь к
природе; это любовь к ландшафту, декорациям, к призматическим преломлениям света; это могут любить люди самые черствые, сухие,
в которых никогда не зарождалось или совсем заглохло всякое поэтическое чувство: зато их любовь этим и оканчивается.
Веселый, громкий шум труда, юная
красота весенней
природы, радостно освещенной лучами солнца, — все было полно бодрой силы, добродушной и приятно волновавшей душу Фомы, возбуждая
в нем новые, смутные ощущения и желания.
Строгая
красота готических линий здесь сливается с темной траурной зеленью, точно вся
природа превращается
в громадный храм, сводом которому служит северное голубое небо.
Малейший штрих здесь блещет неувядаемой
красотой: так
в состоянии творить толы, одна
природа, которая из линий и красок создает смелые комбинации и неожиданные эффекты.
— Я теперь понимаю, — начал медленным голосом Рудин, — я понимаю, почему вы каждое лето приезжаете
в деревню. Вам этот отдых необходим; деревенская тишина, после столичной жизни, освежает и укрепляет вас. Я уверен, что вы должны глубоко сочувствовать
красотам природы.
Жизнь
природы,
в совокупности всех ее проявлений,
в глазах Николая Матвеича была проникнута неиссякаемой
красотой.
Я шёл
в немом восхищении перед
красотой природы этого куска земли, ласкаемого морем. Князь вздыхал, горевал и, бросая вокруг себя печальные взгляды, пытался набивать свой пустой желудок какими-то странными ягодами. Знакомство с их питательными свойствами не всегда сходило ему с рук благополучно, и часто он со злым юмором говорил мне...
Но благоприятность случая не только редка и мимолетна, — она вообще должна считаться благоприятностью только относительною: вредная, искажающая случайность всегда оказывается
в природе не вполне побежденною, если мы отбросим светлую маску, накидываемую отдаленностью места и времени на восприятие (Wahrnehm ng) прекрасного
в природе, и строже всмотримся
в предмет; искажающая случайность вносит
в прекрасную, по-видимому, группировку нескольких предметов много такого, что вредит ее полной
красоте; мало того, эта вредящая случайность вторгается и
в отдельный предмет, который казался нам сначала вполне прекрасен, и мы видим, что ничто не изъято от ее владычества.
В человеческой жизни —
красота и любовь;
в природе — трудно и решить, что именно — так много
в ней
красоты.
[Можно даже вообще сказать, что, читая
в эстетике Гегеля те места, где говорится о том, что прекрасно
в действительности, приходишь к мысли, что бессознательно принимал он прекрасным
в природе говорящее нам о жизни, между тем как сознательно поставлял
красоту в полноте проявления идеи.
Кроме того, именно по самой живости (Lebendigkeit), составляющей неотъемлемое преимущество прекрасного
в действительности,
красота его мимолетна; основание этой мимолетности
в том, что прекрасное
в действительности возникает не из стремления к прекрасному; оно возникает и существует по общему стремлению
природы к жизни, при осуществлении которого появляется только вследствие случайных обстоятельств, а не как что-нибудь преднамеренное (ailes Naturschöne nicht gewolt ist).
Потому не может быть и вопроса, как
в этих случаях относится
красота произведений искусства к
красоте произведений
природы:
в природе нет предметов, с которыми было бы Можно сравнивать ножи, вилки, сукно, часы; точно так же
в ней нет предметов, с которыми было бы можно сравнивать дома, мосты, колонны и т. п.
Окончательный вывод из этих суждений о скульптуре и живописи: мы видим, что произведения того и другого искусства по многим и существеннейшим элементам (по
красоте очертаний, по абсолютному совершенству исполнения, по выразительности и т. д.) неизмеримо ниже
природы и жизни; но, кроме одного маловажного преимущества живописи, о котором сейчас говорили, решительно не видим,
в чем произведения скульптуры или живописи стояли бы выше
природы и действительной жизни.
Человек с неиспорченных эстетическим чувством наслаждается
природою вполне, не находит недостатков
в ее
красоте.
Но, может быть, не излишне сказать, что и преднамеренные стремления художника (особенно поэта) не всегда дают право сказать, чтобы забота о прекрасном была истинным источником его художественных произведений; правда, поэт всегда старается «сделать как можно лучше»; но это еще не значит, чтобы вся его воля и соображения управлялись исключительно или даже преимущественно заботою о художественности или эстетическом достоинстве произведения: как у
природы есть много стремлений, находящихся между собою
в борьбе и губящих или искажающих своею борьбою
красоту, так и
в художнике,
в поэте есть много стремлений, которые своим влиянием на его стремление к прекрасному искажают
красоту его произведения.
Одним словом, если
красота в действительности развивается
в борьбе с другими стремлениями
природы, то и
в искусстве
красота развивается также
в борьбе с другими стремлениями и потребностями человека, ее создающего; если
в действительности эта борьба портит или губит
красоту, то едва ли менее шансов, что она испортит или погубит ее
в произведении искусства; если
в действительности прекрасное развивается под влияниями, ему чуждыми, не допускающими его быть только прекрасным, то и создание художника или поэта развивается множеством различных стремлений, результат которых должен быть таков же.
Потому прекрасное
в природе живо; но, находясь среди неисчислимо разнообразных отношений, оно подвергается столкновениям, порче со всех сторон; потому что
природа заботится о всей массе предметов, а не об одном отдельном предмете, ей нужно сохранение, а не собственно
красота.